И я его впустила.

Айбек, взвизгнув, потрусил в мою хату, волоча за собой свой пылесос, и, не успев перешагнуть порог, деловито осведомился:

— Вы уже готовы стать клиентом Кирби, и купить этот прекрасный пылесос.

— Нет — отрезала я.

— Плохо — огорчился Айбек. — У нас на фирме щас соревнование идёт: кто больше пылесосов продаст. Приз — поездка в Дубай.

Тут он вымученно посмотрел на меня, и закончил:

— А я очень хочу в Дубай. Станьте же нашим клиентом уже!

Ай, ты мой зайка! В Дубай он хочет! "Мальчик хочет в Дубай, чики-чики-та.."

А я тут причём? Я тоже хочу в Дубай. Но я же не говорю Айбеку, что это он виноват в том, что меня туда никто не хочет везти? И я грозно и величественно приказала:

— Пылесось!

Айбек с сомнением посмотрел на меня и на мой халат, и скривился:

— А смысл? У вас есть 110 тыщ рублей, чтобы купить наш пылесос?

Ахуеть, дайте две! Вот тут я поняла, что обозначает выражение моего папы: "Припух, Сеня?"

Айбек понял, что сейчас его пошлют нахуй, и, возможно, сопроводят этот посыл ударом по горбу, и быстро исправился:

— Сейчас я покажу вам как работает наш пылесос Кирби-и-и-и!!!! — И потрусил дальше, на кухню, оставив за собой особо удушливый шлейф от "Доллара".

На кухне он разобрал свои коробки, достал этот самый пылесос, прицепил к нему мешок, и тут же отцепил, пояснив:

— Вы ж его покупать прямо сейчас не будете? Тогда нечего пачкать мешок. Я вам с фильтрами пылесосить буду.

Красавец. Он непременно выиграет путёвку в соцсоревновании. Но, думается мне, не в Дубай, а в Пизду. Не знаю, есть ли на карте мира такой город…

Он достал фильтры, включил в розетку свой агрегат, сунул трубу мне за холодильник, пососал там с десяток секунд, торжественно сунул мне под нос засратый фильтр, и победно возликовал:

— Ну что? Видите? Теперь вы готовы стать нашим клиентом?

— Нет — снова ответила я. И пояснила: — Из-за холодильника я и сама всё вымыть могу забесплатно. Пылесось собачью шерсть!

Я уже негодовала, если кто не понял вдруг.

Но Айбек очень хотел в Дубай, и не хотел пылесосить. Его волновала только моя платежеспособность. Он извлёк из черкизовских штанин калькулятор размером со стиральную доску, и, потыкав в кнопочки, провозгласил:

— Вы готовы уже внести первый взнос 13 тыщ 850 рублей, и потом, в течение 18 месяцев выплачивать по 4400? Имейте ввиду — это я Вам скидку делаю! Ведь этот пылесос стоит сто десять тысяч рублей, а Вам я его отдам всего за девяносто три!

Копейки, хуле. На языке вертелся ответ: "Иди ты нахуй!!!!!", но я, всё ещё вежливо, но с угрозой в голосе ответила:

— Нет. Не готова. Пропылесось собачью шерсть уже!

Айбек вздохнул, подумал, снова потыкал в кнопочки, и спросил:

— А у вас щас есть 12 тыщ 999 рублей? Тогда ежемесячный платёж составит…

Ёбаная тётя, как ты исхудала… Ну, почему мальчик Толя пропылесосил моей маме всю квартиру, и клаву моим друзьям, а мне Айбек только выносит мозг, и, по-моему, пытается обворовать?

Тут я раешила забить на приличия, и взвыла:

— Послушайте! Хватит выносить мне мозги! Мне НЕ НУЖЕН ваш пылесос, не нужно ваше бесплатное пылесосание, которого, собственно, и нету, и идите уже нахуууууй!!!!!

Айбек улыбнулся. Айбек снова достал калькулятор, и, глядя на меня с хитрым Ленинским прищуром, спросил:

— А сколько у вас щас денег есть в данный момент? А?

Ой, бля-я-я-я… Пиздец. Попала. Я уже читала про цыганских бабок, которые сначала мерзко выспрашивают, скока у тя дома денег есть, а потом зомбируют, и хату выставляют.

Айбек смотрел на меня, не мигая.

Я мобилизовала все свои внутренние силы, и истошно завопила:

— Бля! ты уйдёшь отсюда или нет, мудило??????

Вы думаете, он испугался или обиделся? Хуй! Он снова достал калькулятор…

Я думала, сдохну. ТАКОГО психо-прессинга я не испытывала даже общаясь пять часов подряд со своей мамой, которую здоровый человек может выносить лишь 12 минут, 42 секунды, после чего он — готовый пациент психбольницы. Проверено.

Короче, ушёл этот узбекский монстр лишь после того, как я, в каком-то полубессознательном состоянии написала ему на бумажке три чьих-то телефона.

Закрыв за ним дверь, я перекрестилась, сбегала в комнату, проверила: на месте ли мои сбережения, и предала Айбека анафеме.

Это была предыстория.

А история началась сегодня утром, когда раздался телефонный звонок, я взяла трубку, и оттуда вылетел злобный рык моего соседа Павла:

— Лидос, сволочь! Готовь свою жопу! Я реально тебя выебу туда без вазелина! Какого хуя ты прислала мне каких-то чурбанов с пылесосами??? Я спал после суток, и вдруг — звонок в дверь! Открываю: стоят ДВА узбека, и орут: "Лида порекомендовала Вас как надёжного клиента фирмы Кирби, и мы вам щас тут всё пропылесосим!" Я их еле выгнал, а они, суки, мне всю дверь обклеили своей рекламой, и в почтовый ящик всякой поеботины напихали! Ты понимаешь, что ты теперь мне должна?

Я взбледнула с лица, и села на жопу. Потому что Павлос — он никогда слов на ветер не бросает…

Господи, КАК мне пришла в голову мысль дать Айбеку Пашкин телефон??????

Пиздец жопе.

Потому что час назад Паша снова позвонил, и сурово заявил:

— Я не шутил. Готовь жопу. И тренируйся на чупа-чупсе сосать хуй. Потому что иначе я тебя убью.

А я знаю, что Паша нихуя не клоун. Знаю, что жопа мне дорога. И ещё я знаю, у кого я поживу до понедельника.

Влипла, бля…

А всё простота моя деревенская, да воспитание дурное, нахуй послать не позволяющее.

Лучше б я умерла вчера…

Ночной звонок

Телефонный звонок разбудил его в 2:16 ночи.

Нашарив рукой на стене выключатель, он зажёг светильник, но глаз так и не открыл.

Телефон продолжал трезвонить, заставляя мозг дрожать как желе.

Он, не глядя, опустил руку на пол, попал пальцами в пепельницу, коротко выругался вслух, и тут же сморщился от крепкого перегарного духа.

Телефон всё звонил, и звонил…

Наконец, пальцы нащупали трубку.

— Да? — полувыдохнул-полувыматерился он в трубку.

— Женя, это ты?

Что-то не так… В его голове, словно муравьи, закопошились какие-то мысли, догадки, и… И что-то такое скользко-неуловимо-знакомое-до-боли…

Но — ещё не схваченное непроснувшимся мозгом.

— Я. — голос прозвучал, к его досаде, хрипло и совсем по-стариковски.

— Ты узнал меня, Рыжий? — в голосе отчётливо послышались нотки заигрывания и интриги. Но — какой-то детской, ненастоящей, понарошной интриги…

Детской!!!

В голове лопнул какой-то сосуд, и боль ушла. И волной накатили яркие картинки: лето, уже начинающая терять свою яркость трава, сонные толстые стрекозы, и хитрый взгляд голубых глаз, из-за загорелого плеча… Он зажмурился, и сглотнул.

В горле было сухо, и оно просто рефлекторно сжалось, шурша как папиросная бумага.

— Ириша… Бог ты мой! Ты погоди, погоди, я сейчас… Ты подожди только минутку, не клади трубку… Ирка…

Левая рука, испачканная пеплом, инстинктивно сжалась в кулак, который он поднёс ко рту, и с силой прижал к губам.

Это была привычка с детства. Которая давно пропала. А вот, поди ж ты…

Он отдёрнул руку, испугавшись непонятно чего, и суетливо заскользил взглядом по комнате: разобранная кровать с разнокалиберным постельным бельём — наволочка в синий горох, голубой пододеяльник с прорехой сбоку, и смятая простыня с рисунком из несвязанных друг с другом латинских букв; залитый вином, липкий журнальный столик, весь в отпечатках чужих и собственных ладоней, и с прилипшей к его поверхности пачкой сигарет "LM"; шкура волка на стене — подарок Володьки Орешкина, и давно просивший химчистки или жизни на свалке коврик у кровати…

На коврике сиротливо стояла початая бутылка "Анапы".

Он схватил её, и жадно отпил жёлтую жидкость с резким, невкусным запахом. Поперхнулся, и закашлялся.